Про волонтёров

«Ты просто не можешь поверить в то, что творится подобное» — рассказ волонтёра об опознании тел погибших.

Утро 7 октября, стало самым страшным утром для абсолютного большинства жителей Израиля. Беспрецедентная по своей жестокости атака, совершенная террористической группировкой ХАМАС, вызвала шок, от которого даже спустя две недели сложно оправиться. Но в то же время, это же страшное событие стало катализатором для объединения израильского общества, до этого, казалось бы, расколотого. Многие из тех израильтян, кто не был призван в ряды вооружённых сил или не отправились туда добровольно, обратились к волонтерской деятельности.

Один из таких волонтеров — Гиора Зильберман. Недалеко от города Рамала он работает вместе с организацией ЗАКА, которая занимается опознанием тел жертв катастроф. Гиора поделился с нами, с чем ему пришлось столкнуться в ходе своей непростой работы.

— Здравствуй! Первый вопрос, который я хотел бы задать, как называется твоя работа и как давно ты этим занимаешься?

— Здравствуй! Я, честно говоря, даже не знаю, как на этот вопрос ответить. Официально это, наверное, служба по уборке процедурных кабинетов морга, но по факту, рук тут не хватает и мы делаем разные вещи: возим тела, принимаем то, что привезла ЗАКА, разгружаем тела, потом возим их по группам специалистов для опознания; там их исследуют, судмедэксперты делают тест ДНК, техники делают СТ, осматривают стоматологи, потом специалисты заполняют протоколы. Иногда нужно очистить бадибэг от насекомых. После каждого тела нужно убрать процедурную, держать в чистоте холодильник. Где-то подержать, что-то поправить, в общем, — смазывать шестеренки всего процесса, чтобы он был не таким длинным и относительно комфортным, если, конечно, слово комфорт здесь применимо.

— Раньше ты занимался чем-то подобным?

— Это моя первая война. Так что вряд ли можно дать этот вопрос утвердительный ответ. Если вообще говорить о работе с трупным материалом, то здесь долгая история. Дело в том, что мой отец патологоанатом и иногда, когда меня было не с кем оставить, папа брал меня в морг. Я там пил чай с врачами в ординаторский, играл с микроскопами, называл микропрепараты «мультиками» и пытался разглядеть в них через микроскоп сюжеты и образы, как порой мы пытаемся разглядеть что-то в облаках.

У меня там даже была своя коллекция любимых «диафильмов». Долгое время именно этим я и хотел заниматься. Но не судмедэкспертизой, что важно не путать.

В универе мне очень нравилась анатомия и там я тоже выполнял такую работу вместе с любимым профессором. В принципе, нормальная учеба в меде без этого невозможна, пусть кто-то и пытается это убирать, замещать и так далее.

Я все еще не исключаю вероятность того, что здесь уже пойду в итмахут по патологии.

В Гилеле в 2019 году я ездил на проект MEGA в Беларусь, где мы восстанавливали кладбище. Ему было около 200 лет, все-таки материал постарше, чем 2 недели, как сейчас, но там было про «опознание».

— Помнишь, как ты встретил утро 7 октября?

— Само утро, конечно, невозможно забыть.

В 6:30, сквозь сон, услышали с женой сирену и каждый про себя подумал: «Не может быть!» А потом вспомнили, где мы, и что еще как может. Побежали вниз, в миклат, вместе с такими же поднятыми из кроватей соседями по дому. Жена торопилась, а я в голове отсчитывал полторы минуты, стараясь сохранять спокойствие.

А потом — телеграм, соцсети, думскролинг — и с каждой новостью крепнет осознание, что это на самом деле, и что началась еще одна война.

— Давай уточним для наших читателей, — где ты живешь?

— Тель-Авив, Яффо Далет.

— Думаю, я не преувеличу, если скажу, что в первые же дни, если не часы, страна пришла в ужас именно от зверств, которые мы увидели на экранах своих телефонов, компьютеров и телевизоров. Многие наши читатели живут не на Юге. Я и сам живу в Центре.

То, что мы увидели в соцсетях и новостях действительно выглядит так? Или мы все еще до конца не осознаем масштаб?

— Ну в первые часы никто не увидел зверств. Это все было текстом. Я прекрасно помню тот первый ролик с белым пикапом, и стрельбой из него, снятый с балкона. Потом стали поступатсообщения о захвате кибуцев, городов, полицейского участка в Сдероте, дальше все по спирали. И потом несколько дней вся страна жила в одном нескончаемым 7 октября с новыми и новыми подробностями, ужасами.

— Да, ты прав, в первый момент был абсолютный ступор. Погибших в ходе той атаки все еще находят? Что ты сейчас видишь у себя на работе?

— Находят. Ведь все еще есть более 100 человек, пропвавших без вести, насколько я помню. Волонтеры ЗАК все это время работают.

Мы занимаемся теми, кого нам привозят для опознания. Это и боевики ХАМАС и их жертвы, израильтяне. Зрелище, конечно, совершенно жуткое. Мужчины, женщины, дети.

Многие останки, даже не назвать телами — так мало от них осталось. Много расчлененных тел, обезображенных, обезглавленных. Все уже мумифицировалось.

Всюду множество личинок саркофагид (мясных мух). Когда открывают бадибэги, они вываливаются из них и расползаются по всему помещению.

Поражает то, какое количество привозят каждый день и то, насколько жестоко были убиты все эти люди.

А еще то, каких размеров тела тех, кто это совершил. Я сам почти 2 метра ростом, но там совсем какие-то громилы. Таких еще найти нужно было. Не знаю даже, что будет делать команда Газы по баскетболу  в этом сезоне. Живые, уверен, они были еще страшнее, чем мертвые.

— Я человек совершенно далекий от медицины. И меня, как и всех, поразила звериная жестокость этой резни, которую подтверждают твои слова. Как ты себе это объясняешь? Как, по-твоему, один человек, вообще, способен совершить нечто подобное с другим человеком?

— Радикализм, религиозный фанатизм, и воспитание в такой культуре тагетированной ненависти, наверное, может воспитать подобное зверство — чисто математически. Исходя из теории нормального распределения Гауса. Если 2 миллиона человек находится с рождения под излучением жесткой пропаганды, религиозной покорности, и буквально зажато в пузыре, то не так уж и сложно найти среди них несколько тысяч индивидов, которые станут свирепыми маньяками, способными на что угодно. Которые в своём искажённом сознании считают, что если заберут жизнь еврея, их смерть не будет напрасной.

По другую же сторону будут люди, которые смогли устоять перед пропагандой и вложили свои силы и жизненные ресурсы во что-то хорошее.

— Ты видишь очень тяжелую картину последствий, без преувеличения, резни. Как ты сам справляешься с увиденным? Что ты чувствуешь, как переживаешь это?

— Да я не могу сказать, что я это переживаю. Мы все это переживали, когда это происходило, когда мы об этом узнали. Когда числа росли, было понятно, что за ними где-то находятся люди. Когда заходишь в первый раз, ты тоже знаешь, что уже прошло 2 недели. Этюд в багровых тонах выглядит совсем другим через это время. Не так, как его задумывал автор, который, впрочем, тоже, возможно, лежит в соседней комнате.

Это нестрашно, потому что я, на самом деле, предпочитаю бояться живых.

Как люди способны на такое? Как это допустило правительство? — ****Это беспокоит, но это все тоже вопросы в потолок. Человеческий фактор. На подобную жестокость, кажется, ни один другой вид на земле не способен.

Эмоциям тут не место. Просто эту работу кто-то тоже должен делать. С определенным типом мышления, со склонностью все рационализировать осуществлять подобные вещи проще.

— Как через эту ситуацию проходят твои близкие? Что ты им говоришь? Я задаю этот вопрос, потому что многие пребывают в постоянном шоке, может быть с твоей помощью кто-то найдет для себя ответ на вопрос, как справиться с шоком.

— Жена вдохновилась всеобщим единением народа Израиля и занимается волонтерством: мы вместе ездили на военную базу, ходили в пункты приема помощи солдатам, она помогала расселять и устраивать семью из Ашкелона. Всем предлагает остаться у нас. На балконе мы повесели израильский флаг, а как-то вечером она пела Атикву. Она певица и авторка музыки и песен. Возможно, ее эти ужасные события сподвигнут к написанию произведения. Новости она читает постоянно и пишет о своих впечатлениях, переживаниях в социальные сети, чтобы ее друзья из других стран смогли на её примере понять, что здесь многие испытывают.

Мои дедушка с бабушкой, вернулись из своего путешествия по Европе обратно в Израиль, пройдя через отмены рейсов, невзирая ни на что.

Родители в России. С ними я почти каждый день созваниваюсь по телефону. Они переживают, поддерживают и надеются, что это скоро  закончится. В отличие от многих родителей, мои мне ехать обратно не рекомендовали и не просили.

Дополню, что бабушка с дедушкой вернулись в Беэр-Шеву.

— Многие говорят о том, что, в целом, это будет долгая и тяжелая война. И для многих это большое испытание. У тебя есть какое-то ощущение уверенности в завтрашнем дне? В том, что мы все же сможем вернуться к какой-то нормальности?

— Нам тоже отсюда кажется, что все это еще месяца на два.

Завтрашний день видится не так четко, как вещи на длинной дистанции. Завтра может быть, что угодно, но через какое-то время  мирная жизнь вернется.

И если погибших нам не  вернуть, то будет очень важно не забыть их. Сейчас возникают стихийные мемориалы. Верю, что они станут постоянными. Такое ни простить, ни забыть нельзя. Ответственные и виновные должны получить свое.

— В одной из своих сториз в Инстаграме ты говорил, что тебе есть, что сказать. Ты бы хотел сделать это сейчас?

— Сегодня я увидел, что остается от людей, когда ракета достигает своей цели. Случайной цели. Сегодня я увидел, как выглядят жертвы и звери, это сотворившие. — То, что от них осталось за почти две недели. Сегодня я увидел, к сожалению, многих пропавших без вести.

Но я не увидел пути, как такого больше никогда не допустить. Возможно, просто нам всем нужно на это посмотреть. — Это просто моё состояние, мои мысли. Сегодня нам не привезли тел, только несколько конечностей и голову.

Когда ты выходишь из здания и поднимаешь глаза в небо, ты просто не можешь поверить, что в таком прекрасном месте, под этим светлым, совершенно безоблачным небом творится подобное и ты не можешь ничего с этим сделать. Только разгребать последствия. Все эти люди, с которыми мы здесь работаем, делают это все две недели 24/7, сменяя друг друга.

На сегодняшний день количество жертв уже превысило 1400 человек. И, судя по словам Гиоры, эта цифра еще увеличится в ближайшие дни. Каждая новая цифра — это не просто статистика. За каждой цифрой история, трагедия, о которой нужно помнить.