Попрощался с мамой, но потом удалил сообщение. История выжившего на фестивале Nova

Мы поговорили с солдатом, который был охранником на музыкальном фестивале Nova и чудом остался в живых. Он решил не рассказывать близким о том, что с ним случилось, поэтому мы не раскрываем его личность. Редакция проверила подлинность его истории.

Попрощался с мамой, но потом удалил сообщение. История выжившего на фестивале Nova

Мы поговорили с солдатом, который был охранником на музыкальном фестивале Nova и чудом остался в живых. Он решил не рассказывать близким о том, что с ним случилось, поэтому мы не раскрываем его личность. Редакция проверила подлинность его истории.

— Как ты оказался на фестивале?

— Друг предложил вместе с ним подработать в охране сразу на двух концертах с вечера четверга до вечера субботы. Нас забрали из Хайфы и сообщили, что мероприятие будет где-то в центре. Потом, когда все собрались, подрядчик сказал про Беэр-Шеву. Никто не придал этому значения. В итоге мы остановились недалеко от Кфар Реим, в пяти километрах от Газы. Сначала там прошел фестиваль Unity. В пятницу вечером организаторы поменяли сцену и декорации, и начался фестиваль Nova, где были звучала другая музыка и другие зрители.

— Что входило в твои обязанности?

— Я проверял людей на входе на наличие подозрительных предметов, ходил по территории, чтобы найти тех, кто прошел без билета, и вывести их. Следил за порядком на протяжении концерта.

— Опиши момент, когда всеобщее веселье сменилось на панику.

— Ранним утром все еще играла музыка, и ничего не предвещало беды. Вдруг я смотрю на небо и замечаю: что-то летит. Подумал, салюты, а оказались ракеты. Через пару минут музыку выключили. Мы открыли все выходы, чтобы люди смогли спокойно покинуть территорию. Большая часть гостей чувствовали себя нормально и не боялись, потому что сначала ракет пролетело немного. Паники почти не ощущалось. Все знали, что в крайнем случае «Железный купол» точно их собьет. Хотя, конечно, рядом не было никаких бомбоубежищ. Некуда бежать — открытая местность.

Потом страх появился у всех. Ракет становилось больше, постоянные громкие хлопки в 50 метрах над головой пугали. Обстрел не заканчивался, и люди пытались быстрее отсюда выехать. Из-за этого на выезде образовались пробки. Поэтому часть зрителей осталась на территории. Нам пришло сообщение о чрезвычайной ситуации в нескольких километрах: какие-то вооруженные боевики двигались к нам. Паника возникла, когда в палаточный пункт управления и в место рядом с MADA, где сидели сотни посетителей, пришла пара человек. Они рассказали о стрельбе, у одного из них была прострелена рука. По ним открыли огонь, но ребята сумели оторваться от террористов.

— Что делали твои коллеги-охранники?

— Охранники стали оказывать психологическую помощь тем, у кого началась паническая атака. Из всех нас по-настоящему помогал один парень: часть людей он подбадривал и говорил с ними, другими профессионально руководил, показывал, куда бежать, давал правильные указания, многих вывел и спас.

Я не мог понять, чем могу быть полезен: у меня не было оружия, я не знал территорию и не понимал, что происходит. Пытался направлять бегущих людей к выходам.

— Какие были твои первые мысли и действия?

— Надеялся убежать и спрятаться. У меня не было ни оружия, ни средств самообороны. Адреналин зашкаливал, но я не чувствовал страха и паники. Была абсолютно холодная голова, и я хотел лишь выбраться живым. Старался действовать максимально рационально.

— Когда ты впервые увидел террористов?

— В восемь часов утра я и остальные стояли еще на территории фестиваля и увидели впереди террористов. Они шли по дороге и стреляли по пробке, по гражданским. Это происходило в двухстах метрах от меня. Внезапно на нас ринулась группа вооружённых хамасников на мотоциклах. Мы бросились врассыпную. Я достиг дороги, и мне оставалось незаметно двигаться со стороны обочины рядом с брошенными автомобилями, чтобы они в случае чего защитили меня. В итоге я с оставшейся толпой отбежал в конец пробки, и под звуки выстрелов вскочил в первую попавшуюся полную машину.

Мы ехали справа от шоссе, по небольшой канаве, и так доехали до Кфар Реим. На въезде стоял джип с шестью террористами. По нам открыли огонь, и убили водителя выстрелом в голову. Мы выскочили из машины и помчались по вспаханному полю. Террористы стремительно приближались и не прекращали стрелять. Пробежав метров десять, я прыгнул в овраг и увидел, что до него добежало только двое из нас: я и незнакомая девушка, вся в крови водителя. Я принялся ее успокаивать и сказал, что надо бежать дальше, ведь террористы были совсем близко.

Я немного отдалился, и мне показалось, что девушка рванула за мной. Пробежал еще метров пятьдесят под свист пуль с обеих сторон. Патроны влетали в землю прямо передо мной, и через мгновение я упал: пуля попала в колено. Пока вставал, разглядел, как террористы добили ту девушку.

Приподнялся, хотел нестись вперед, но нога не слушалась. Я дополз до борозды вспаханного поля и притворился мертвым. Террористы не потеряли меня из вида и не переставали стрелять. Я прижался к земле и не шевелился. Час лежал под солнцем, уткнувшись вниз. Потом хамасовцы вернулись к джипу и возобновили стрельбу по машинам. В интервалах между выстрелами я иногда поглядывал на их расположение и постоянно слышал их дикие крики.

— О чем ты думал, когда лежал в той борозде?

— Думал, что будет, то будет: Б-г рассудит. Встать и убежать не получится. Пока лежу, не заметят. Подойдут, может, примут за мертвого и уйдут.

— Запомнил лицо стрелявшего террориста?

— Красная повязка на голове, весь одет в черное, борода, смуглое лицо. Я оборачивался всего один раз, обстановку оценить.

— Пытался ли ты звонить или писать кому-то?

— Пробовал связаться с командиром, но там не было связи. Отправил много сообщений с информацией о том, где я и что со мной. Записал маме голосовое сообщение: «Пока, люблю тебя!» Потом удалил, так как понял, что удастся выжить. Она не успела просмотреть и до сих пор ничего не знает. Не буду говорить, чтобы не травмировать.

— Как тебя спасли?

— Я собирался выбраться ночью, но не знал, доживу ли до вечера и сколько крови потерял. Через полчаса посмотрел на колено, снял футболку и перевязал его. Вблизи борозды послышались шаги. Они всё приближались, и я подумал, что все, конец. На самом деле это просто ходило животное какое-то.

Еще через четыре часа я и увидел армейские джипы. Доскакал на одной ноге до дороги, и проезжавшие солдаты ЦАХАЛа забрали меня. Наложили повязку и отвезли в Реим на завод. Я лежал там с часа дня до семи вечера. В это время снаружи шла стрельба, что-то взрывалось.

В какой-то момент я услышал сигнализацию, речь на иврите, и подумал, что за мной приехали. Выкатываюсь на стуле, а они на меня наводят автоматы, два раза стреляют рядом со мной и спрашивают, кто я и что здесь делаю. От испуга я выбросил из рук телефон, чтобы никто не принял его за бомбу или пистолет. Потом мы поговорили и друг друга поняли.

Через час приехала патрульная машина, и меня отвезли в «Сороку» в Беэр-Шеву, а оттуда на вертолете в хайфскую больницу «Рамбам». В пути я смотрел в окно на автобусы с трупами. Специальные службы клали погибших в багажник.

— Встретил ли ты в больнице кого-то с фестиваля?

— Был пожилой охранник. Ему тоже попали в ногу, выше колена. Нас обоих везли на носилках к вертолету. Там и пересеклись, поговорили. От него узнал про гибель одного из подрядчиков.

— Что сказали врачи?

— В «Сороке» мне промыли рану, сделали снимок и диагностировали перелом мениска. Шла речь об операции, чтобы собрать колено заново. А в Хайфе мне сделали более сложное промывание коленного сустава. Внутрь попало много песка. На следующий день просыпаюсь в гипсе, и врачи говорят, что операция не нужна, все в порядке и само срастется. Через четыре дня выписали.

— Как устроена твоя жизнь после ранения?

— Дома передвигаюсь на костылях, армия дала больничный. Рядом живет мой школьный друг, он помогает мне справляться с бытовыми вопросами. Сейчас сгибаю ногу на 15 градусов.

— Какую помощь тебе как раненому солдату оказывает израильская армия?

— Дали отпуск для восстановления, продуктовые карточки на 5000 шекелей и подняли зарплату на 500 шекелей.

— Изменилось ли твое отношение к жизни после случившегося?

— Нет. Я и раньше ценил каждый прожитый день.

— Как ты объясняешь себе, что остался жив?

— Б-г спас… Больше не может быть объяснений. Уже дома долго рассуждал, как такое допустили, и как я вообще жив остался. Но я уверен, что Израиль выстоит в этой войне и победит.

Интервью: Владимир Верник